Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]

— Сегодня мне присвоили чин юриста второго класса.

— Что это такое?

— Это звездочки в петлицах, их столько же, сколько было у Лермонтова. Прквда, он их носил на эполетах.

А дальше было много чудесного, доброго. Это доброе живет во мне всегда. И два года семейной жизни, скажу не хвастаясь — безоблачной, тому порукой.

Как-то утром Аня пришивала мне к форменному пиджаку петлицы, и я из-за этого опоздал на работу. Пришлось объясняться, и я, помню, объяснял так: «Опоздал, потому что был счастлив». Помню и то, что получил тогда крепкую вздрючку. Мой начальник не был ярым поклонником моих мальчишеских выходок, хотя, смею надеяться, ценил во мне искренность.

Жаль, что я не литературный герой. У тех всегда масса проблем. Хотя у меня тоже появились какие-то сомнения, только я о них молчу. А что говорить? У меня работа в аппарате прокуратуры республики, замечательная жена, удобная квартира и никаких отрицательных эмоций — большего, кажется, и желать нечего. А я почему-то желал. И чем дальше, тем упорнее. Может быть, хотел самого себя проверить на прочность в иных обстоятельствах, а может быть, мучился сомнениями по существу: для чего в прокуратуру пришел? Если творить справедливость, то начинать работу, я понимал, надо не в центральном аппарате. Ведь все вопросы решаются в районе.

Я поехал в отдаленный от центра район. Поехал по убеждению. После окончания университета некоторое время стажировался у следователя прокуратуры подмосковного района. Видел жизнь района, понимал, сколько там было трудностей и проблем и как они решались.

Видел, как работал районный прокурор, немолодой уже человек, ветеран Великой Отечественной войны. Я тогда уже понимал, что районам нужны молодые кадры — сильные духом и телом, убежденные, идейные. Я, в сущности, решил для себя уже тогда… Женитьба не. много оттянула время. Но когда посоветовался со своей подругой жизни, она сразу оказалась на моей стороне, и я с легкой душой подал рапорт с просьбой направить меня в любой район.

Некоторые могут подумать, что так не бывает: наверное, чем-то проштрафился, не угодил начальству — не иначе. Потому я и пишу эти записки, чтобы самому себе сказать все как есть. На этот раз было именно так, а не иначе. Я решился потому, что начал серьезно понимать: каждый, кто поступает так, как поступил я, должен отдавать себе отчет в том, для чего он это сделал. И жена оказалась настоящим другом.

Через некоторое время мы уехали. Всё оставили в Москве: и мою любимую прокуратуру республики, и ее любимый театр, и моложавую агрессивную тещу, которая до знакомства со мной регулярно читала детективы, а теперь смотрит не только «Знатоков» по телевизору, но и передачи «Человек и закон», вызывающие у нее первобытные эмоции.

И вот мы с Анной Михайловной в далеком небольшом районе. Многое увидели иначе, чем из окон столицы, и соответственно переоценили. Я чувствую — она не жалеет. И хотя она подшучивает, что ее нынешняя работа в районном Доме культуры — еще одна эпизодическая роль, она выполняет ее талантливо и вполне удовлетворена своей работой. И сделала немало. Организовала две выставки живописи: одну — полотен разных художников из экспозиции областного краеведческого музея, другую — персональную, знаменитого уральского художника. Только благодаря ее энергии и настойчивости в Доме культуры нашего маленького района областная филармония дала два концерта, и с одним концертом приезжали артисты республиканского театра.

Анна Михайловна создала творческий актив из работников деревообрабатывающей фабрики, хлебозавода и совхоза, наладила работу и в творческих кружках. Но главное ее детище, вернее сказать, не только ее, а ее и руководителя спортивной секции Дома культуры, — это спектакль-концерт на роликовых коньках. Она и автор сценария, и постановщик. Скоро премьера.

Иногда я сам себе не верю, что уехал из Москвы по собственной инициативе. И все потому, что я не литературный герой и ничего не берусь доказывать. Но всегда помню, что в театре в тот вечер, когда я первый раз увидел на сцене Аню, рядом со мной было свободное место…

Судьба… Лена — журналистка. Она хорошая женщина. Была замужем. Неудачно. Вероятно, еще станет кому-то подходящей женой…

Во всех анкетах я числился холостым. Вокруг острили, и я острил. Острил, чтоб не привыкнуть к мысли, что не создан для семьи. А все было просто. Лена, наверно, любила меня… по-своему. Иногда даже заботу проявляла. Иногда любимую еду готовила, иногда даже мои нехитрые прихоти выполняла. Иногда…

Но дело не в этом. Я понял, что не это главное. Может быть, я такой эгоист, что мне нужна была жертва? Вот, например, Аня театром пожертвовала столичным. Но я совершенно не чувствую Аниной жертвенности. Все у нее получается само собой, без напряжения, как-то органично, именно так, как надо для дружной семьи. С Леной было другое. Я всегда чувствовал себя виноватым, что чего-то недодаю, что-то недоделываю. И Лена не только не пыталась снять это напряжение, но считала его в порядке вещей. И я как-то мирился с этим. Я все время чего-то старался и напрягался, как мог. И билеты вот тогда купил на первый ряд… В тот день она не пришла в театр. Я сидел один. Справа пустовало место. Было грустно, но не было того привычного напряжения. На сцене появилась актриса…

Секретарь доложила, что меня разыскивает Пончиков, ответственный секретарь районной газеты.

Я взял трубку. Газете, оказывается, нужен материал о дисциплине труда и, кроме того, как выразился журналист, «что-нибудь этакое, сенсационное».

Ишь ты, «сенсационное» ему выдай! Газету, что ли, никто выписывать не хочет, и они думают поправить дела за наш счет?

А «сенсационное», к сожалению, было, только пока не для газеты. Ни сотрудники ОБХСС, по моему заданию проверявшие магазины, ни прокуратура района не могли ничего сказать конкретного по поводу недостачи в восемь тысяч рублей в магазине райпотребсоюза. Не

Бог весть какие деньги, но в рамках района… И к тому же престиж района!

На заседании бюро райкома первый секретарь Анатолий Николаевич Березин в числе хороших показателей по району упомянул работу комбината бытового обслуживания, деревообрабатывающей фабрики и — что мне было особенно приятно — работу Дома культуры нашего района. Далее он высказал свое удовлетворение работниками прокуратуры района, которые, по его мнению, своевременно взялись за проверку исполнения законов в сфере торговли.

— А вам, товарищ Бурцев, — тут он обратился к председателю райпотребсоюза, в ведении которого находился магазин с недостачей, — следует с большей ответственностью относиться к делу. По первому же требованию вам необходимо выделять инспекторов в помощь прокурору. Следует также внимательней относиться к подбору кадров на материально ответственные должности. Мне доложили, что кое-где у вас на этих должностях встречаются люди недостойные, лишенные советским судом права работать в торговле. Прошу вас серьезно подумать об этом…

Да, для меня это был полезный урок. Все, что он сказал Бурцеву, должен был учесть и я. Первый секретарь проявил большую осведомленность о положении дел в торговле, чем я, прокурор. Я не искал пути к отступлению. Секретарь райкома понимал, что мой опыт работы в районе ничтожен, поэтому он и был ко мне снисходителен. Пока, как говорится, меня «похлопывали по плечу», но я чувствовал, что скоро настанет время, когда я должен буду сполна отчитаться за вверенный мне участок работы. Пока же у меня буквально голова разламывалась от обилия всяких дел и бумаг, оставленных мне предшественником.

У Камоликова и Пинчуковой произвели обыск, а мне навязчивая мысль не давала покоя: неужели эти двое втянули в свою преступную деятельность девочку-практикантку? Не хочу верить в это. Не хочу!

Пошел на квартиру Леонтьевой. Дверь открыла полная белокожая женщину с пухлыми ручками, модной стрижкой, накрашенными ресницами и золотыми кольцами в ушах — мать Ларисы. Она не была удивлена приходом прокурора, с готовностью заявила, что в доме у нее ничего незаконно приобретенного быть не может…

В этом доме я даже обрадовался своей неудаче. Как будто бы Лариса ни при чем.

Зазвонил телефон. Голос в трубке Меня ободрил. Это был начальник районного отдела внутренних дел Медведев, внешность которого как нельзя лучше соответствовала его фамилии.

— Привет, прокурор, — пророкотала трубка, — я подскочу к тебе ненадолго, в твоих краях нахожусь.

Уже через три минуты Медведев, чуть не задевая притолоку, входил ко мне в кабинет. Огромный, с красным лицом, он протянул, как лопату, ладонь для пожатия. Я казался перед ним мелковатым, хотя мой рост не такой уж маленький — метр восемьдесят, да и плечи если не косая, то все же сажень. Зная, как он давит на всех своей огромностью, он тотчас же сел на стул, вынул из кейса, казавшегося в его гигантских ручищах игрушечным, ворох каких-то бумаг и бросил их мне на стол.